Экономика QWERTY или почему силовое давление на клавиатуру неэффективно.
Размышления по прочтении статьи Пола А. Дэвида о случайности и закономерности в экономическом и технологическом общественном развитии.
Введение: Проблема QWERTY.
Пол А. Дэвид описывает в своей статье "Понимание экономики QWERTY" историю воцарения на клавиатурах пишущих машинок и компьютеров существующего ныне расположения букв латинского алфавита . QWERTY (расположение первых букв в верхнем ряду клавиатуры) - стандарт, существующий с 1873 года. Такое расположение букв было вызвано техническими причинами - это было наиболее оптимальное расположение именно с точки зрения технологии изготовления печатных машинок, поскольку позволяло бороться с залипаниями клавиш. Известный оружейник Ремингтон, занявшийся производством пишущих машинок, стал использовать именно этот стандарт размещения клавиш (хотя уже существовало несколько конкурирующих стандартов), и тем самым предопределил его победное шествие. Далее производители пишущих машинок приняли стандарт QWERTY, хотя у этого расположения клавиш уже не было никаких технических "плюсов".
Вся проблема в том, что, по мнению некоторых специалистов, стандарт QWERTY не является оптимальным в смысле скорости печатания. Разработанная Августом Двораком в 40-х годах двадцатого века новая схема расположения клавиш DSK позволяет печатать на 20-40% быстрее. Но этот дизайн был отвергнут потребителями, не смотря на рекламную компанию фирмы Apple, встраивавшей переключатели на схему DSK в клавиатуры своих компьютеров. Были отвергнуты потребителями и семь предыдущих усовершенствований клавиатуры, запатентованных в США и Великобритании в 1909-1924гг. Почему же потребители не признавали и не хотели использовать более эффективные клавиатуры? Возможных объяснений много: это и сговор производителей, почему-то не хотевших внедрения более передового стандарта, и инерция потребителей - "я буду использовать тот же стандарт, что и все", и то, что решения о закупке пишущих машинок для фирм принимают не секретари-машинистки, и государственная система образования, не допускавшая многообразия стандартов и экономия от масштаба и единого стандарта.
Какой же вывод делает Пол А. Дэвид из этой истории? Система, где действовали конкурентные силы, говорит он, "преждевременно пришла к равновесию, которое было не оптимальным ... и в дальнейшем равнялась на это равновесие, что привело к тому, что оно стало устойчивым". Таким образом, утверждает автор, множество современных технологий неоптимальны, они сформировались во времена "становления экономических отношений" и дожили в "старом" виде до сего дня, превратившись со временем в неоптимальные. Мир сформировался во многом случайно и его состояние далеко от оптимального, а конкурентный рынок не всегда способствует достижению оптимальности, особенно когда дело касается сложных технологий. Напоследок автор произносит довольно странную фразу: "Даже то, что в девятнадцатом веке соотношение сил на американских рынках факторов производства привело к развитию трудосберегающих технологий, в некоторых отраслях промышленности, можно назвать стечением обстоятельств (курсив мой - А. Ш.)".
1. Стечение обстоятельств или закономерность?
Вначале разберемся с последним утверждением. Что такое трудосберегающие технологии? Это технологии, позволяющие производить тот же продукт при меньших затратах на заработную плату. Аналогично, энергосберегающие и материалосберегающие технологии позволяют производить те же ценности при меньших затратах на энергию и материалы соответственно. Почему менеджеры и владельцы компаний внедряют эти технологии? Потому что в условиях конкурентного рынка они позволяют снизить себестоимость. А значит, дают возможность или снизить цену и привлечь новых потребителей, получив дополнительную прибыль, или, не снижая цены, получить дополнительную прибыль в размере экономии от внедрения сберегающих технологий. Можно ли назвать процесс, в результате которого предприниматель стремится получить дополнительную прибыль, "стечением обстоятельств"? Если да, то любое рациональное экономическое действие человека - "стечение обстоятельств". Выходит, что блага цивилизации, которыми мы пользуемся, появились тоже случайно, в результате хаотических и спонтанных действий человека, не задействовавшего свой разум, не прилагавшего волевых усилий, не сравнивавшего альтернативные варианты, не думающего и не стремящегося к достижению полезного эффекта? Абсурдное утверждение. Итак, развитие трудосберегающих и прочих эффективных технологий в условиях конкурентной капиталистической экономики девятнадцатого века - не стечение обстоятельств, а закономерный процесс, исторический результат нормальных (т.е. обычных) человеческих усилий множества взаимодействующих между собой экономических агентов.
Другое дело, когда конкуренция и рыночные отношения ограничиваются государством, феодалом или традиционными племенными-общинными отношениями, а права частной собственности нарушаются силовым образом. В этих условиях экономические сигналы, подаваемые системой общественных отношений, искажены, действия человека неоптимальны по сравнению с его действиями в рыночной системе. Здесь внедренные, воплощенные "в железе" технические изобретения и усовершенствования - не результат естественного рыночного отбора, а следствие прихоти феодала, рабовладельца, императора, следствие идеологических предпочтений государственных "регуляторов и регулировщиков". Решения отдельных "сильных мира сего", присвоивших себе право определять, что нужно (оптимально), а что - не нужно (не оптимально), в итоге менее оптимальны, чем свободный выбор массы потребителей в свободной рыночной экономике. Поэтому в традиционной племенной экономике развивались технологии шаманства, в феодальной экономике - алхимия и астрология, технологии военных действий, а редкие технические открытия не находили массового применения и дальнейшего развития. Поэтому современные технологии и получили такое бурное развитие именно в девятнадцатом веке, поскольку они развивались в свободной, либеральной рыночной среде, которая всегда возникает там, где соблюдаются и охраняются права личности и права собственности. Вот почему развитие трудосберегающих технологий в либеральных капиталистических экономиках в девятнадцатом веке неслучайно, в то время как вероятность такого развития в рабовладельческих и феодальных экономиках маловероятна (нужен очень "просвещенный правитель", вроде Петра Великого, силой заставляющий незаинтересованных подданных изучать науки и технологии, да и то лишь в том случае, если они уже существуют где-то и доказали там свою эффективность).
В экономиках, полностью регулируемых государством (социалистические экономики, экономики тоталитарных обществ, напр., фашистской Германии) технологическое развитие существует, однако его направления задаются группой правителей-идеологов, а не являются результатом баланса между возможностями производителей и свободным выбором потребителей. В таких экономиках государство, а не предприниматели распоряжаются финансовыми потоками, работа и финансирование исследовательских институтов и лабораторий на предприятиях жестко регламентировано (ни шагу в сторону!). Поэтому преимущественно развиваются технологии, нужные государству, бюрократическому и идеологическому аппарату. Это, в первую очередь, военные технологии (внешняя угроза часто служит обоснованием тоталитаризма и всяческого "закручивания гаек"), а во вторых - технологии, носящие в большей мере "рекламный", нежели практический характер. Что такое "рекламные" технологии в условиях тоталитарного государства (или интервенционистского государства, постоянно вмешивающегося в естественный ход экономики и сосредотачивающего в своих руках путем высокого налогообложения большие средства)? Это любые "грандиозные" (или одиозные) технологии, способные произвести впечатление на граждан и доказать "преимущество нашего строя", "грандиозность замыслов", "размах", "гениальность правления вождя, товарища N" и т.п. Здесь преимущественное финансирование получают технологии полета в космос (в основном, с военной целью - разведка, "оборона", с рекламной целью - установка флага на Луне, "первенство в освоении"), технологии использования атомной энергии, а также технологии "самости" - самый быстрый самолет, самый грузоподъемный вертолет, самый большой завод, самая мощная электростанция... Вся беда в том, что развитие таких технологий диктуется не запросами потребителей, а взглядами на науку чиновников и "руководителей науки", получающих государственное финансирование. Выбор конкретного русла государственно-военной науки зависит от текущей идеологии: одни правители предпочитают спутники и авианосцы, а другие - мобильные ракетные комплексы и подводные лодки. Там же, где наука финансируется потребителями напрямую (корпоративная наука), путем покупки практических результатов работы тех или иных технологий, там развиваются те технологии, которые делают нашу ежедневную, практическую жизнь лучше. Портативный персональный компьютер (ноутбук), на котором я пишу эту статью, или сковорода с непригараемым покрытием, или аспирин, или проигрыватель компакт-дисков, или газонокосилка... Все то, на что государство не обращало бы внимания, считая это "мелочами", на разработку которых не стоит тратить средства, пока не достроен самый-самый реактор или суперсамолет...
2. Случайности и закономерности общего технологического развития.
Если и говорить о случайности развития технологии, о вероятности выбора той или иной технологической ветви среди возможных альтернатив, и об оптимальности для человечества текущего технологического выбора, то кто, как ни сам этот человек, простой потребитель, покупающий те или иные полезные ему изделия, не определяет пути развития технологии? Покупая ноутбук, я финансирую (а значит- голосую в пользу) развитие именно микрокомпьютерных технологий по сравнению с компьютерами, занимающими несколько комнат. Покупая небольшую газовую турбину, предприниматель голосует в пользу технологий гибкой, альтернативной энергетики, по сравнению с громоздкими гигантскими централизованными электростанциями (которые становятся убыточными при некотором падении спроса на их электроэнергию или тепло). К сожалению, современная электроэнергетика - это пример государственного регулирования энергетической науки и энергетической технологии. Случайность, стечение обстоятельств, приводящие к развитию той ветви технологии, которая очень быстро окажется неоптимальной (или даже будет неоптимальной с самого начала) наиболее сильно проявляется именно при волюнтаристском, авторитарном подходе к экономике, при государственном регулировании тех видов деятельности, которые связаны с наукой, изобретениями, внедрением, инвестициями. Капризы и пристрастия правителя, изгибы "текущей политической (идеологической) ситуации" всегда более случайны, более подвержены колебаниям в неэффективную сторону, чем выбор индивидуумов, которые платят за это собственным доходом (потребители) или собственным капиталом (бизнесмены). Конечно, потребители тоже могут ошибаться. Но они сами платят за свои ошибки. Ошибшись с выбором технологии, потребитель платит за это неэффективностью по сравнению с тем конкурентом (или просто соседом), который сделал свой выбор в пользу более эффективной технологии. И это подвигает потребителя на пересмотр своих предпочтений. Неправильно думать, будто технологическое развитие цивилизации определяется гениальными идеями ученых и правильными решениями руководителей от науки, финансистов науки, правительств и т.п. Технологическое развитие общества определяется выбором многочисленных агентов - потребителей, ученых, инвесторов, предпринимателей, госчиновников, в пользу тех технологий, которые наиболее оптимальны именно с их точки зрения, в данный момент, с учетом многочисленных характеристик, каждую из которых каждый отдельный агент воспринимает по-своему. Технологическое развитие - это эволюционный процесс. И силовое вмешательство в этот процесс, принудительный сбор денег с потребителей (дополнительное налогообложение ради реализации государственных научных программ), финансирование научных программ не в соответствии с запросами потребителей, а исходя из текущей идеологической доктрины государственных мужей - это уход с естественного пути технологического развития цивилизации. Уход, как правило, в ветвь военных технологий - технологий разрушения и уничтожения, или в область излишнего перефинансирования в "рекламных" целях фундаментальных областей исследований в ущерб прикладным.
3. Являются ли государственные фундаментальные и военные исследования локомотивом науки?
Аргументы защитников государственного финансирования науки сводятся к одному утверждению: если не финансировать фундаментальные исследования и военные технологии, то откуда потом почерпнут идеи, на основании чего построят свои достижения гражданские, "бытовые" разработчики? Считается, что военная и фундаментальная наука закладывает некую "базу" в развитие науки и технологии, на фундаменте которой развивается гражданская, комммерческая, ориентированная на потребителя прикладная наука. Это утверждение также подразумевает то, что наука, предоставленная самой себе (т.е. вынужденная добывать себе средства на пропитание работой на коммерческие фирмы, крупные компании, а в итоге - на потребителя), не сможет в те же исторические сроки достигнуть того развития, которое нам гарантирует государственная военно-фундаментальная наука.
Попробуем проанализировать эти аргументы. Во-первых, нужно отметить, что исторически либеральная рыночная экономика девятнадцатого века демонстрировала огромное внимание к любым достижениям науки и технологии. Практически все научные открытия того времени были воплощены "подоспевшими" предпринимателями в "железо", т.е. внедрены в производство, причем в производство массовое (чем не всегда может похвастать государственная наука, огромная часть открытий которой остается "на бумаге" или в единственном экземпляре либо из-за режима секретности, либо по нерасторопности чиновников, либо просто из-за непригодности к эффективному практическому использованию). Изобретение современной паровой машины сразу же было внедрено в практику (ранние изобретения паровых машин, относящиеся к периодам средневековья и даже рабовладения, существовали в единственных экземплярах, поскольку не было свободного класса предпринимателей, готовых к использованию этих изобретений). Изобретения бензинового и электрического двигателей, электрического освещения, электрогенератора, переменного тока, даже пишущей машинки, о которой речь - все тут же ставилось на практическую службу человеку, превращаясь в автомобили, люстры, световые рекламы, трамваи, радиоприемники, телеграф... Изобретения патентовались, за ними охотились предприниматели, профессии инженеров, химиков, архитекторов, механиков были одними из почетнейших. Причем нужно заметить, что в той свободной экономической среде делались открытия и производились исследования не только сугубо прикладные, утилитарные, "для консервирования овощей", но и те открытия, которые мы называем фундаментальными. Основы большинства современных наук были заложены в то время. Это ли не доказательство того, что конкурентный свободный рынок способен создать спрос и на фундаментальные исследования? Разумеется, были и ошибки, и неверные практические решения, но в той системе конкуренции разных стандартов и технологий постепенно выкристаллизовывались, побеждали, доказывали свою эффективность наиболее передовые, оптимальные технологии и научные направления. Так происходила технологическая эволюция (эволюция, постепенное усовершенствование методом естественного отбора, - по-моему, более верное название этого процесса, чем революция, скачкообразное изменение).
Во-вторых, профинансированные государством военные технологии получают гражданское, полезное для общества применение не автоматически, а только тогда, когда предпринимателям так или иначе, удается "вызволить" их из атмосферы секретности и использовать в своем бизнесе. Поэтому не военные технологии двигают современную цивилизацию к прогрессу, а предприниматели, которые используют разработанные военными учеными технологии.
Смогли бы ученые, работающие на военную отрасль, найти применение своим научным талантам в свободной рыночной среде? Не все и не всегда. И это не недостаток конкурентного рынка, а его достоинство. Государство искусственно создает повышенный спрос на фундаментальные исследования по сравнению с прикладными (а среди самих фундаментальных исследований - спрос на военные технологии), перерасходуя интеллектуальные и финансовые ресурсы общества. Искусственное направление науки в фундаментально-военное русло имеет одно отрицательное следствие: наука начинает работать сама на себя, "наука для науки". Фундаментальные исследования делаются не для того, чтобы послужить затем прикладной науке и принести пользу потребителю, а для того, чтобы помочь другим областям фундаментальных исследований. Аналог этого - искусственное государственное перефинансирование капитальных вложений, которое создает ситуацию типа "промышленность для промышленности": "нам нужно еще больше электроэнергии, чтобы производить еще больше стали и бетона, а сталь и бетон нужны, чтобы построить еще больше электростанций".
"Наука для науки" порождает мощные структуры, научный управленческий аппарат (не менеджеров, предпринимателей от науки, ищущих заказы для ученых, и пытающихся выгоднее продать результаты их труда, а научную бюрократию, живущую по своим законам и требующую только одного - государственных инвестиций, еще и еще). Конечно, содержание такой бюрократии требует затрат, но даже они мизерны по сравнению с теми издержками, которые несет общество от неэффективного использования интеллектуальных ресурсов ученых.
4. Является ли наука сама по себе двигателем прогресса?
Считается, что изобретение парового двигателя создало крупные фабрики и, соответственно, капитализм. Это неверная точка зрения. На самом деле, энергию пара научились использовать за много веков до этого, но не было класса предпринимателей, буржуазии (владельцев капитала), промышленников (управляющих, менеджеров), которые бы ухватились за это изобретение, заказали бы изобретателям изготовление образцов для своих мануфактур и ремесленных мастерских, стимулировали бы усовершенствования и поощряли бы повышение эффективности (КПД) таких устройств. А сами промышленники, буржуа возникли не благодаря паровой машине. Паровая машина не способна автоматически генерировать богатство и превращать его в капитал. Что же "генерировало" появление класса буржуа? Расширение свобод личности, уважение к частной собственности, невмешательство государства в экономические отношения и неискажение экономических сигналов, посылаемых рынком человеку. Предприниматели и торговцы существовали и в средневековье. Постепенно, благодаря большей эффективности рыночных отношений, существовавших между ними, по сравнению с принудительно-феодально-традиционными, господствовавшими в средневековом обществе, предприниматели отвоевывали себе все больше и больше общественного и политического пространства, тесня лордов, князей, королей, военачальников, и, когда была создана "критическая масса" уважения к правам собственности и свободы личности, тогда рыночные отношения, отношения равноправного обмена, а не рабского принуждения и не феодального отъема по праву сильного, эта "критическая масса" рыночных отношений взорвалась. Быстрое накопление капитала - строительство фабрик - найм рабочей силы - конкуренция и проблемы сбыта - поиск путей повышения эффективности производства - внимание к новым технологиям - замена энергии воды и мускульной энергии энергией пара. Расширение рыночных отношений в обществе и уважение к правам человека и правам собственности создало капитализм, а уж потом капитализм создал и паровую машину, и бензиновый двигатель, и электродвигатель.
Экономическая свобода и общественный порядок, основанный на признании и уважении прав собственности порождают предпринимательство и конкуренцию - все это и является локомотивом общества, двигающим его в направлении прогресса. Такая система общественных отношений стремится к повышению эффективности, используя для этого организацию и разделение труда, добровольный обмен благами, научные исследования, как способ усовершенствовать технологию. Таким образом, научные исследования - лишь один из многих способов увеличить эффективность человеческой деятельности. И свободный, предоставленный сам себе индивид или фирма, пожелают потратить свои ресурсы на научные исследования (прямым или косвенным образом, занявшись собственными исследованиями, профинансировав работу ученых или купив высокотехнологичный продукт) только в том случае, если посчитают такую деятельность более эффективной по сравнению с другими альтернативами. Руководствуясь практическим расчетом, а не утверждением, будто "наука определяет все". Попытки поставить во главу угла (запрячь в телегу прогресса) именно науку, новые технологии, "отодвинув" свободный рынок и предпринимательство, конкуренцию и уважение к правам собственности, приведут лишь к перерасходу ресурсов общества на научные исследования, перерасходу тех ресурсов, которые эффективнее были бы использованы в других областях. Понятно, что сложно отказаться от убеждения, будто "научные исследования полезны всегда и в любых количествах". Подобные мифы - часть своеобразной "картины мира" современного человека, сожалеть о государственном недофинансировании науки и фундаментальных исследований - значит, быть "передовым и дальновидным", "правильно ориентироваться в современном постиндустриальном мире". Но, заметьте, такие рассуждения относятся только и исключительно к чужим средствам, к государственным средствам, собранным с помощью налогов. Что же касается собственных средств, то тут сторонники госфинансирования науки забывают о своих призывах и не спешат пожертвовать собственные средства какому-нибудь государственному НИИ. Предоставленные самим себе, будучи свободными, люди поступают рационально - финансируют научные исследования по результату, покупая современные продукты и пользуясь высокотехнологичными услугами (например, интернетом). Другими словами, исповедуют ту систему, которую отрицают и в общественной эффективности которой сомневаются.
Вообще, когда речь заходит о собственных средствах, даже убежденные государственники часто требуют уважения к своему праву частной собственности и собственной свободе выбора, становясь теми, кого они называют "радикальными либералами". Когда же речь идет о чужих средствах, естественно, каждому человеку хочется, чтобы они были потрачены в соответствии с его личными "общественными предпочтениями", а не в соответствии с интересами собственника этих средств. Либерализм по отношению к собственным средствам (я назвал бы его "естественным либерализмом") прекрасно уживается с требованием перенаправить чужие средства на общественные цели ("естественный социализм").
5. Были ли промышленная и, затем, научно-техническая революция случайностью?
Этот вопрос, с учетом вышесказанного, нужно переформулировать так: был ли капитализм случайностью, обречено ли было человечество на вечный феодализм, рабовладение и общинно-племенные отношения? Ведь в Китае и других государствах Азии существовали государственные деспотии либо общинно-племенные отношения, которые, казалось бы, продолжались бы вечно, не приди западные колонизаторы с их "тлетворным влиянием", с их "разлагающим действием" рыночного порядка... Ответ кроется в понимании того, что различные технологии человеческих отношений (раз уж мы завели речь о технологиях) отличаются разной эффективностью. Эффективность - это отношение полученного результата к приложенным усилиям и затраченным ресурсам. Причем польза, эффект от полученного результата и тяжесть приложенных усилий оцениваются каждым человеком по индивидуальным критериям, различным в каждый момент времени. Какие же технологии человеческих отношений конкурировали (и конкурируют!) между собой на протяжении всей истории существования человечества? (Дальнейшее - моя сугубо индивидуальная точка зрения на процессы социальной эволюции и не претендует на истину).
Во-первых, существовали и существуют общинные, традиционные отношения, развитые в первобытных обществах. Эти отношения эффективны в условиях низкого уровня развития производственных сил (низкого уровня развития технологических приемов и навыков). Человек эффективно мог противостоять превратностям природы только тогда, когда опирался на традиционные, проверенные временем приемы и обычаи, на традиционные отношения. Предприимчивость, поиск новых, нестандартных решений не приветствовались, поскольку часто приводили к перерасходу мизерных ресурсов (отнимали время от охоты и собирательства, что приводило к недоеданию и снижало шансы выжить). Но человек искал новые пути, наблюдая за предметами, явлениями природы, замечая наиболее ценное и отсеивая неэффективное. Проверенные, традиционные, рутинные, консервативные методы и способы поведения имеют не высокую эффективность, но и низкий риск. Поиск нового обещает огромные выгоды, но грозит и тем, что ресурсы будут потрачены впустую. Противоречие между этими способами поведения проходит через века и наблюдается и поныне - "консерваторы" стремятся ограничить свободу "новаторов", считая, что те поступают неэффективно с точки зрения интересов общества, впустую расходуют ресурсы.
Другой способ поведения - не создание благ (традиционными либо новаторскими методами), а отъем их, использование насилия. Этот способ всегда присутствовал в истории человечества, но в первобытных племенах насилие по отношению к соплеменникам ограничивалось несколькими естественными причинами: соплеменник часто был не слабее, насилие было сопряжено с риском (увечья, смерть), насилие - трата ценных физических ресурсов и времени (их едва хватало прокормиться). Поэтому насилие в первобытных племенах охотнее применяется к иноплеменникам (как к претендентам на ресурсы племени), чем к соплеменникам. Это приводило к появлению рабства - постоянного насилия по отношению к захваченному иноплеменнику, отъема его результатов труда. Рабство размывало те этические представления о личности другого человека, которые формировались под воздействием отрицательных эффектов насилия (риск, трата ресурсов). Постепенно, с увеличением численности племен, объединением родов, грань между соплеменниками и иноплеменниками становилась более расплывчатой, рабом мог стать и соплеменник. Возникло два типа этики: "хозяин - раб" и "равный - равный".
Параллельно существовала и организация. Соплеменники делегировали те или иные полномочия вождю, старейшинам и шаманам. Это делалось потому, что некоторые члены общины более эффективно противостояли превратностям природы (с точки зрения соплеменников), и остальные соплеменники готовы были учиться, подражать своим более эффективным сородичам. Но, чтобы этот, более эффективный сородич не прогонял приставучих соплеменников, те делились с ним частью добычи. Кроме того, соплеменники готовы были ради повышения эффективности своей деятельности, добровольно пожертвовать той или иной частью собственной свободы, подчиняясь распоряжениям избранного (например, на охоте). Этот избранный, в свою очередь, меньше времени тратил на собственно охоту и собирательство, а больше - на управление сородичами. Так появилось первое разделение труда (работа-управление), первая организация (отказ от части свободы и делегирование полномочий наверх), первый обмен ресурсами (услуги управления на часть добычи). Другие избранные отличались знаниями, опытом (старейшины) или могли совершать действия, которые признавались племенем, как "общественно полезные" (шаманы). Им тоже отдавали часть добычи и частично делегировали полномочия управления (шаманам - во время обрядов). Так возник обмен знаний на ценности и ценностей на "общественные шаманские услуги", нужные всему обществу (племени). Кроме того, существовал обмен ценностей между мужчиной и женщиной: часть добычи неявно обменивалась на услуги по ведению хозяйства и воспитанию потомства.
То, что было добыто одним соплеменником, могло стать добычей всего племени только после некоторого насилия над соплеменником (который хотел съесть добычу сам). Так постепенно признавалось право собственности добытчика на добычу - ведь отъем был сопряжен с некоторыми издержками и рисками. То, что было отдано вождю, старейшинам и шаманам, было отдано им добровольно, а значит, признавалось их собственностью и не могло быть отобрано назад. Это уже создавало этику обмена, которая, совместно с зарождающейся этикой признания за другим права собственности, формировала первые рыночные отношения.
Постепенно, рабы тоже становились ценностью для обмена, равно как и продукты труда и другие ценности. Расширяющийся обмен способствовал дальнейшему разделению труда - у одного лучше получалось собирать коренья, у другого - ловить рыбу. Это приводило к росту благосостояния первобытного общества, вожди получали все большую долю, и могли уже содержать помощников. Сильные помощники оказывали вождям и племени услуги по охране, охоте, присмотру за рабами, но скоро (как только силовой баланс, подкрепленный авторитетом шаманов и старейшин, сложился в их пользу) стали применять силовое воздействие на соплеменников, чтобы отнимать в пользу вождя и самих себя несколько больше, чем могли бы получить добровольно. Так появились первые прообразы государства - несвободного изъятия части ресурсов у соплеменников под давлением некоторой комбинации силы (помощники, дружина), традиций (примкнувшие старейшины) и манипулирования общественным мнением (страхами, мифами, предрассудками - шаманы). Сказывались и неразвитость этики частной собственности и свободного обмена, а также одновременное существование этики рабства и этики свободы, что и привело к созданию промежуточной этики - этики полурабства по отношению к правителю и дружине, а затем и к государству (как системе власти, а не отдельным личностям). Начиналась эра рабовладения и мощных государств.
Однако существовали и относительно свободные люди - землепашцы, ремесленники. Они все больше использовали обмен продуктами труда (что, при неудобствах бартера, привело к появлению товаров, которые стали приобретаться не для потребления, а для последующего обмена - первые товарные деньги). Имея деньги, человек замечал, что разные продукты и услуги в разных местах обмениваются друг на друга в разных соотношениях. Поэтому, чтобы приобрести нужный продукт, было совсем не обязательно произвести взамен что-либо, его можно было удачно выменять, купив за деньги там, где дешевле и продав там, где дороже. Так деньги превращались в денежный капитал. Позднее, чтобы не зависеть от превратностей рынка, люди стали не приобретать товары (чтобы перепродать их дороже), а заказывать другим их производство, авансируя деньги на приобретение материалов для этого производства и оплачивая труд производителей. Так появились первые прообразы промышленных предприятий.
Торговля подтолкнула развитие технологий перемещения людей и грузов на дальние расстояния (мореплавание, использование повозок и лошадиной силы) - ведь вероятность получения выгод на разнице цен между более удаленными областями выше, чем между соседними. Купцы предъявляли спрос на средства передвижения, поэтому их производство развивалось, в него вовлекалось все больше людей, что и повлекло специализацию - обособились функции контроля технологии изготовления (первые инженеры), а из них - функции решения возникающих проблем и функции разработки новых приемов и механизмов (первые ученые-практики).
Заметив этих первоученых, правители стали нанимать подобных людей для реализации собственных замыслов. Так появилось первое искусственное финансирование науки, что привело к возникновению ее тупиковых ветвей. Египетские пирамиды и огромные статуи поражают воображение, но нужно помнить, что огромные научные, инженерные, управленческие и трудовые ресурсы были отвлечены на эти "стройки тысячелетия". Такое же старое, как мир, направление - военное. Правители финансировали армию, военную организацию, военные технологии (корабли, колесницы, метательные устройства) для новых завоеваний. У удачливых правителей военные трофеи и дань с покоренных народов окупали военные затраты, но приходили новые, менее удачливые полководцы, восставали покоренные народы, и постепенно государства-завоеватели растрачивали свои ресурсы в войне, приходя в упадок. В результате, государства, принудительно определяющие направления развития наук и технологий, рушились, исчерпав свои ресурсы на войны и грандиозные проекты. Их территории становились провинциями новых государств. Вавилонская башня - библейский символ человеческой самонадеянности. Грандиозные научные достижения, позволившие спроектировать такую башню и достижения менеджмента, позволившие собрать и организовать массы ее строителей - все это искусственно было направлено в тупиковую, непрактичную, не окупающую затраченные ресурсы ветвь - строительство огромной башни. И библейское смешение языков, когда люди перестали понимать друг друга - это описание кризиса в обществе, столкновения разных мнений по поводу использования насильно изъятых в общественную собственность или собственность правителя ресурсов, желания каждого определять направления использования этих ресурсов в соответствии со своими взглядами на мир и общество. Там, где царит рыночный порядок, там люди, свободно распоряжающиеся своими ресурсами и заключающие добровольные сделки, всегда стремятся сторговаться, найти общий язык. Даже если они купцы из разных стран, говорящие на разных языках. Но люди понимают противоположность интересов друг друга и пытаются договориться, пойти на компромисс - им остается либо договориться о взаимоприемлемой цене, либо "остаться при своих". Там же, где ресурсы принудительно изъяты в общественное пользование, там каждый стремится протолкнуть именно свою модель использования этих ресурсов, там возникает непонимание друг друга, хотя все говорят об "интересах общества"… Вот где говорят на разных языках, где возникает библейское смешение языков! И направления развития обобществленной науки - такой же предмет споров, приводящий к "смешению языков".
К сожалению, только авторитарное правление может остановить споры в обществе по поводу оптимальности использования обобществленных ресурсов, и только авторитарное руководство финансируемой государством наукой сможет решить проблему ее эффективности. Но, как нас убеждают ранние и поздние строители пирамид, развитие науки не всегда ведет к долгосрочному прогрессу общества, хотя и может вызывать прогресс в краткосрочной перспективе. Если развитие науки приводит к реализации проектов, вызывающих истощение ресурсов общества (т.е. таких проектов, "сальдо положительных и отрицательных эффектов" от которых существенно меньше по сравнению с затратами на них, либо эта отдача так отдалена по времени, что не сможет остановить кризис от перерасхода ресурсов), то такое развитие науки приносит цивилизации только вред. Гарантировать от такой растраты ресурсов может только свобода и добровольность заключения сделок по реализации научных услуг. Не принудительное изъятие (обобществление) частных ресурсов, а свободный рынок научных исследований. Такой общественный порядок доказал свою эффективность во времена Промышленной революции и при относительно свободной экономике в наше время. Еще одним доказательством преимущества свободной науки перед несвободной и, вообще, приоритета вклада в общественный прогресс именно свободного рынка перед вкладом в него собственно науки, является опережение стран Западной Европы, США, Японии в технологическом и гуманитарном развитии социалистических стран, при равном соотношении научных ресурсов, или даже при преимуществе науки Советского Союза перед наукой большинства технологически и гуманитарно более передовых стран.
6. Истинные и мнимые угрозы со стороны науки и новых технологий.
В последние десятилетия у человечества появилось много претензий к науке. Наука поставила нас на грань самоуничтожения, изобретя оружие массового поражения, она ускорила нашу жизнь до пределов (до пределов нашей психологической прочности), она помогает портить экологию, она грозит новыми ужасами - клонированием и изменением генетического кода.
С другой стороны, появились новые теории, в которых прогресс человечества обусловлен именно наукой, и нам нужно вкладывать все силы в науку, она освободит нас и от тяжкого труда, и от неудовлетворенности жизнью, воцарится вечный мир и покой.
Главное наше заблуждение относительно науки - в неявном предположении того, что научные результаты сами по себе, автоматически, могут приносить нам радость или горе, положительные или отрицательные эффекты. Нужно только финансировать одни исследования всеми возможными способами и строго-настрого запретить другие. Совершенно исключается из нашего рассмотрения механизм, который приводит с одной стороны, к расходованию ресурсов на одни научные направления, и не расходованию их на другие, а, с другой стороны - к распределению результатов исследований в обществе, к "усвоению" обществом достижений науки. Этот механизм - тот невидимый пучок прав собственности, полномочий, контрактов, добровольный соглашений и принудительных действий, традиций и законов, которые заставляют человека действовать, принимать решения, дают ему мотивы расходовать ресурсы, нести риск и получать выгоды. Именно через этот механизм понятные только узкому кругу ученых математические формулы и научные утверждения, предположения и законы работают на все общество, превращаются либо в нужные и полезные предметы, либо в средства и технологии, грозящие и доставляющие беспокойство человечеству.
Предпринимательская функция человека, именно эта сторона деятельности заставляет его на свой страх и риск вкладывать ресурсы в научные исследования, в надежде окупить эти вложения. Человек замечает разницу между большой потенциальной ценностью результатов исследований (и самого процесса исследования, как увлекательного действия) и меньшей ценностью ресурсов, которые нужно затратить на исследования. Поэтому, затратив на исследование меньшую ценность (ресурсы) и получив большую (результаты исследования), человек получает предпринимательскую прибыль - положительную разницу между ценностями (или убыток, если ценность результатов исследования оказывается ниже, чем суммарная ценность затраченных ресурсов). При этом "ценности" ресурсов и результатов - не обязательно денежные оценки, не обязательно цены и стоимости. Удовлетворение от достигнутого результата, гордость за сделанное открытие, доказательство неправоты оппонента, научное и общественное признание - все это представляет для ученого ценность, которая может перевешивать или даже заслонять собой финансовый эффект исследования. Но денежная, финансовая оценка результатов научного труда (прибыль) - это оценка обществом, потребителями и владельцами ресурсов. Положительная оценка обществом ожидаемых результатов исследования создаст сложные формы общественного сотрудничества между инвесторами (владельцами ресурсов), предпринимателями (на свой страх и риск направляющими эти ресурсы на научные исследования), учеными (проводящими исследования и получающими за это свой доход) и потребителями результатов исследования, которые готовы оплатить и инвестору затрату его ресурсов, и ученому затрату его труда, и (если образуется положительный остаток) предпринимателю его доход. При этом "инвестор", "предприниматель", "ученый" и "потребитель" - не обязательно отдельные индивидуумы, это скорее функции, которые исполняет каждый индивидуум в этом сложном механизме. Например, ученый, тратящий свое время на размышление над необычным природным явлением, одновременно выполняет функции инвестора (предоставляет свое ограниченное время, которое могло бы быть потрачено на альтернативные действия с денежным или моральным эффектом), функции ученого (выполняет аналитическую работу), функции потребителя (удовлетворение от разрешенной загадки, признание в кругу коллег) и функции предпринимателя (определение и реализация в случае успеха положительной разницы, предпринимательской прибыли между ценностью ресурсов - времени и труда, и ценностью эффектов - удовлетворения от результата и процесса). С другой стороны, классический случай, основанный на общественном разделении труда, когда инвестор, предприниматель, ученый и потребитель, - разные индивидуумы или группы индивидуумов. Но в любом случае, если сигналы, проходящие между этими функциями, или стимулы, искажаются третьей стороной, то это снижает эффективность всей системы. Искажение баланса между предпочтениями потребителя и остальными участниками достигается регулированием цен научных продуктов, искажение стимулов инвестору - регулирование процентных ставок и условий инвестиций в науку, искажение стимулов ученого - регулирование трудовых контрактов в сфере науки, искажение стимулов предпринимателя - введение механизмов искусственного перераспределения научных ресурсов. Предпринимательский талант тратится уже не на доставление потребителю максимальной эффективности при экономном расходовании ресурсов инвесторов и ученых, а на перераспределение ресурсов в чиновничьих кабинетах, получение выгод от приспособления к механизму научной бюрократии, либо на те направления, исследования, которые меньше всего нужны потребителю. Вот в чем основная угроза обществу со стороны науки - наука при силовом искажении рыночных сигналов, начинает служить не обществу, не потребителю, а узкой группе людей, сумевших силовым путем (регулирование, налогообложение) подчинить себе весь описанный выше механизм.
Большое значение имеет то, что величина ценности научных результатов и затраченных ресурсов, о которых идет речь, воспринимается каждым человеком индивидуально. Поэтому мы имеем такое множество различных взглядов на науку и на то, какими направлениями исследований она должна заниматься. Отдать безусловное право распоряжения научными ресурсами в руки узкой группы людей (государства) - значит существенно снизить вероятность того, что общество, как совокупность индивидуумов, будет, в общем, удовлетворено результатами научных изысканий. Вероятность того, что широкий потребитель или массовый инвестор в свободной рыночной экономике стал бы собирать огромные ресурсы на создание ядерного оружия, весьма мала. Ведь какая выгода от средств массового уничтожения? Никакой, кроме огромных затрат и риска того, что противоположная сторона тоже займется разработкой такого же оружия. Все ядерные или химические технологии, что имеют (или могут иметь) в своем распоряжении террористы, были созданы государственным финансированием науки, т.е. вопреки естественному рыночному процессу, отъемом у общества ресурсов путем налогообложения.
7. Как распорядиться научными ресурсами?
Наука - не единственный способ улучшить нашу жизнь. Свободный обмен, организация и разделение труда, капитал и труд, предпринимательство и проверенные традиции, стандартизация, унификация и индивидуализация - все эти многочисленные составляющие человеческой деятельности так или иначе позволяют принимать эффективные решения. Факторами, определяющими эффективность использования этих способов, являются, во-первых, свобода выбора (она дает возможность выбрать наиболее предпочтительную альтернативу) и, во-вторых, уважение к правам собственности (его отсутствие лишает смысла сам выбор альтернатив, а его ограничение - снижает мотивацию). Итак, направление ресурсов именно на научную деятельность может быть и менее эффективным, чем использование их в любой другой деятельности.
Как только мы поймем, что не все научные исследования являются эффективными направлениями вложения ресурсов (откажемся от мифа "наука полезна в любых количествах"), перед нами встанет задача: как отделить эффективные технологии и направления исследований от неэффективных? Если мы займемся изобретением универсальной методики "отфильтровывания" "правильных" научных исследований от "неправильных", мы всегда будем оставаться заложником выбранной методики, которая не сможет поспевать за меняющимися запросами общества, мы будем растрачивать часть ресурсов (интеллектуальных и финансовых) впустую. Если мы отдадим группе правителей или "специалистов" право принимать решения о том, чем и в каких пропорциях должна заниматься наука, мы станем заложниками субъективных взглядов этих групп. Кроме того, два первых способа предполагают ограничение нашей свободы выбора (выбор предопределен методикой или отдан на откуп узкой группе) и прав собственности (чтобы реализовать эти механизмы, нужно изъять наши ресурсы в распоряжение исполнителей методик или группы правителей). К сожалению, так функционирует государственная наука - использование ресурсов определяется смесью многочисленных бюрократических инструкций, авторитаризмом правителей и взглядами узкой группы научной элиты. А сами эти ресурсы доставляются не путем добровольного обмена на результаты труда ученого, а путем принудительного сбора со всех граждан - путем налогообложения. Если вы получаете ресурс не путем свободного, равноправного обмена, а путем принудительного изъятия у кого-либо, будете ли вы заинтересованы в том, чтобы превратить этот ресурс в действительно нужный продукт? Нет. Ведь вы освобождены от необходимости обменять результат своего труда на новую порцию ресурсов (новую порцию ресурсов вы получите и так). Более того, в жестко планируемых социалистических экономиках вы можете силой навязать результат своего научного труда потребителю (ограничив потребителю свободу выбора других, например, зарубежных научных продуктов и технологий). Вот почему рухнула советская наука. Правильно говорят ее сожалеющие сторонники - наука стала не нужна обществу. Была ли она нужна ему раньше? Если получив относительную свободу распоряжения средствами, общество, его индивидуумы, стали направлять свои ресурсы в другие области, а не в науку, значит, наша наука либо не смогла доказать свою эффективность по сравнению с другими вариантами использования ресурсов, либо имеет в целом эффективность более низкую.
Как же нужно расходовать интеллектуальные и финансовые ресурсы общества, направляемые в научные исследования? Кто определит истинные критерии? Единственный способ угодить многообразным, противоречивым и меняющимся интересам общества - дать право каждому человеку самому определять развитие науки, направления и объемы научных исследований, а также пропорции между фундаментальными и прикладными исследованиями. Это можно сделать только через механизм рынка. Ученые должны стать свободными, независимыми исследователями, должны работать на рынок - на потребителей их идей и технологий. Потребитель, покупая товары и услуги, будет голосовать за нужные ему пропорции промышленности. Промышленность, в свою очередь, будет предъявлять спрос на конкретные технологии и инженерные услуги. Компании, работающие на рынке этих технологий и проектно- инженерных услуг будут делать заказы или выделять ресурсы на практические, прикладные научные исследования. А уже теоретические работы и фундаментальные исследования будут определяться интересами прикладной науки. Конечно, будут проводиться и фундаментальные исследования без привязки к требованиям прикладной науки или технологии. Их результат, разумеется, будет непредсказуем в смысле принятия или непринятия рынком. Это будут просто инвестиции с повышенным риском, и ресурсы на такие исследования будут направляться лишь постольку, поскольку у владельцев ресурсов будет уверенность в большом практическом эффекте в случае успеха. Кроме того, всегда будут проводиться фундаментальные исследования, эффект от которых - не прибыль или финансовые поступления, а удовлетворение самого исследователя от раскрытых тайн природы или получение признания в научном мире или в обществе в целом. Но этично ли, когда для удовлетворения этих претензий ученый требует государственного финансирования, то есть принудительного изъятия ресурсов других людей через механизм налогообложения? Ничто не мешает такому ученому изыскивать ресурсы, заключая добровольные сделки - продавая результаты своих исследований, путем спонсорства богатых людей и корпораций, проведением лотерей и созданием фондов добровольных пожертвований на проведение тех или иных исследований.
Заключение: возвращаясь к проблеме QWERTY.
Вспомним о том, с чего мы начали - о проблеме расположения букв на клавишах. Август Дворак, разрабатывая "более скоростную" схему, выступал как предприниматель, предполагающий, что инвестиции его научного ресурса - силы и время, затрачены не зря. Но он ошибся - инвестиции "не окупились". Не окупились в том смысле, что не привели к ожидаемому "эффекту" - распространению изобретенной схемы. Риск всегда присутствует - это неотъемлемый спутник предпринимателя. Никому не дано знать заранее предпочтения и возможные действия людей. Всех людей - потребителей, конкурентов, госчиновников, инвесторов. И никакие научные достижения не гарантируют успеха. Если только этот успех не насаждается силой.
У современных пользователей компьютеров есть способ перейти на любую клавиатуру, купив набор наклеек на клавиши и скачав из интернета бесплатную программку-драйвер и иллюстрированный курс обучения. Современным программистам ничего не стоит написать такой драйвер, а нескольким местным фирмам - наладить выпуск наклеек. Но никто не спешит этого делать. Значит, скорость печатания для подавляющего количества людей - не главное. Попытка принудительно навязать новую схему не доставила бы нам дополнительной пользы. Если бы эта дополнительная польза существовала - сотни тысяч пользователей раскусили бы это, тысячи предпринимателей, охотясь за "долей" от этой пользы, взялись бы за мобилизацию ресурсов, и сотни ученых экспериментировали бы с усовершенствованием клавиатуры. А рекламная индустрия быстро донесла бы до сотен миллионов информацию о пользе, полученной сотнями тысяч. В повседневной жизни мы видим, как сложные и дорогостоящие стандарты уступают дорогу все более совершенным: компакт-диски, пришедшие на смену аудиокассетам, смена языков программирования, новые стандарты данных и т.п. Стандарты тоже претерпевают эволюцию. Отрицать эволюцию стандартов, утверждать, что они застыли в неэффективном состоянии и будут неизменными - значит отрицать способность человека, индивида, реагировать на изменения внешней среды, отрицать его способность мыслить, рисковать, действовать, искать лучшие варианты, ошибаться и выигрывать. Но индивид сам решает, когда ему искать и ошибаться, а когда - оставить все как есть. Каждый имеет свое мнение о том, как должен строиться мир. Но это мнение несовершенно, как и сам мир. И если кому-то из нас будет дано право за счет чужих ресурсов преобразовывать этот мир, он не станет эффективнее. Он лишь отразит в себе наши ошибки и заблуждения, которые лично нам могут казаться идеальными решениями. Мы не можем наперед знать, какие именно технологии будут развиваться и какие открытия будут сделаны. Единственное, что позволит не свернуть с верного пути в сложном и запутанном технологическом мире - это отказ от претензий на такую истину, которую можно реализовать лишь путем силового изъятия чужих ресурсов. Мириады добровольных сделок - вот тот гений, который ведет общество к прогрессу. Такой добровольный, рыночный прогресс, эволюция стандартов и технологий не может сгинуть, попав в тупиковую ветвь, он идет по тысячам ветвей, где-то вырывается далеко вперед, где-то ошибается и возвращается назад, но всегда стремится угодить множеству притязаний и реализовать миллионы идей. Пусть каждый, в меру своих сил и средств, заключая добровольные сделки, пытаясь найти общий язык, компромисс, поступаясь своими требованиями и склоняя оппонентов на свою сторону, рискуя или оставаясь безучастным, изменяет действительность.
